Рассказывает рясофорная послушница Н-го монастыря:
“В 12 лет я стала наркоманкой и два года скиталась с компанией хиппи по подвалам и чердакам. Это был ад. Я погибала. И когда в 14 лет я приехала в Оптину, то сидела уже “на игле”. Как же я полюбила Оптину и хотела жить чистой, иной жизнью! Но жить без наркотиков я уже не могла. Мне требовалось срочно достать “дозу”, и я уже садилась в автобус, уезжая из Оптиной, как дорогу мне преградил незнакомый инок. “Тебе отсюда нельзя уезжать” - сказал он и вывел меня из автобуса. Это был инок Трофим.
Потом я два года жила в Оптиной, и каждые две недели пыталась отсюда бежать. А Трофим опять перехватывал меня у автобуса, убеждал, уговаривал, а я дерзила ему. Я уже знала: уехав из Оптиной, я не расстанусь с наркотиками, и впереди лишь скорая страшная смерть. Но вот непонятное, наверное, многим - наркоман не может жить в монастыре. В него вселяется бес и гонит из монастыря на погибель. Наркоман становится игралищем демонов и уже не владеет собой. Я пыталась держаться, но стоило появиться кому-то из “наших”, как...! Мой батюшка был от меня в отчаянии: “Сколько можно? Опять?” Это были такие адские муки, что я решила покончить с собой: Достала смертельную дозу наркотиков и, спрятавшись в развалинах Казанского храма, приготовила шприц, чтобы сделать укол. От смерти меня отделяли секунды, как в храм вдруг вошел инок Трофим. Я сразу спряталась, решив переждать, пока он уйдет. А он почему-то не уходил - молился, читал и искал что-то. И так продолжалось уже три часа! Когда он нашел меня, то сразу все понял, а я, сорвавшись, кричала ему: “Я устала Жить! Устала терпеть! Зачем ты торчишь тут уже три часа?!” Трофим устроил меня тогда в больницу и выхаживал, как старший брат. До сих пор в ушах звучит его голос: “Терпи. Потерпи еще немножко. Ради Господа нашего еще потерпи”. Исцеление шло долго и трудно, но оно все-таки произошло. Ему предшествовал один случай. Я уже долго жила, забыв о наркотиках, и радовалась - с прошлым покончено. Вдруг поздно вечером мне передали, что в лесу у озера остановились “наши” и приглашают меня “на кайф”. И тут прежнее вспыхнуло с такой силой, что я, обезумев, побежала в лес. Вот загадка, для меня непонятная, - почему-то всегда в таких случаях дорогу мне преграждал Трофим. Он перехватил меня на дороге: “Куда бежишь ночью?” - “Наши приехали, и я хочу их навестить”. - “Что - опять бесочки прихлопнули? Я пойду с тобой”. Чтобы отделаться от Трофима, я так грубо оскорбила его, что он, потупившись, молча ушел. Бегу я к озеру по знакомой дорожке, и вдруг гроза, гром, молнии, темень. И я заблудилась в лесу. Ямы, коряги, я куда-то падаю и об одном уже в страхе молю: “Господи, прости и выведи к Оптинои!” А тьма такая - и гром грохочет, что и не знаю, где монастырь. Вернулась я в Оптину уже поздно ночью. Ворота были заперты. Но меня обжигала такая вина перед Трофимом, что я умолила меня пропустить. Смотрю, в храме свет, а там инок Трофим молится. Улыбнулся он мне усталой улыбкой: “Слава Богу, вернулась”. А я лишь прошу: “Трофим, прости меня Христа ради! Я больше не буду! Прости!!”
Когда мне исполнилось 16 лет, опроса о выборе пути для меня уж не было. Я хотела быть такой же, как инок Трофим, и ушла тогда в монастырь. В Страстную Пятницу 1993 года наша матушка игуменья поехала в Оптину и взяла меня с собой. Инок Трофим обрадовался моему приезду и подарил мне икону “Воскресение Христово” и сплетенные им шерстяные четки. Но уезжала я из Оптинои в тревоге: что с Трофимом - глаза больные и вид изможденный? Мне кажется, он что-то предчувствовал и подвизался уже на пределе сил. А позже мне рассказали, что где-то за час до убийства он подошел к одной населънице нашего монастыря и попросил передать мне поклон. “А чего передавать? - сказала та. - Да она еще сто раз сюда приедет, вот сам и передашъ>>. Инок Трофим молча постоял рядом с ней и ушел. Когда на Пасху мы узнали об убийстве в Оптиной, весь монастырь плакал. А у меня было чувство - победа: попраны, демонские полки, и Трофим победил! Слезы пришли потом, а сперва было чувство торжества: ад, где твоя победа? Господи, слава Тебе!”

Из стихов о.Василия Оптинского:
Отыщи драгоценное средь суеты
И ты станешь Моими устами.
Ты не будешь слова расточать о любви
За любовью придут к тебе сами.

“Иди ко мне!”
В Оптину пустынь к о. Василию ездила болящая паломница Инна, ходившая на костылях. Однажды ноги совсем отказали, и Инну принесли в храм на руках. Сидит она в храме, а подойти на исповедь к о.Василию не может. Вдруг о.Василий оборачивается и говорит: “Иди ко мне!” И Инна встает и идет. После смерти о.Василия Инна ушла в монастырь и приезжала на могилку о.Василия уже в апостольнике.

Как-то пришел один брат на могилку Трофима и стал молиться, говоря:
- Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, инока Трофима. Вечная ему память.
А затем, мысленно обратившись к мученику, сказал:
- Отче Трофиме, как же так вышло, что ты умер?
И вдруг услышал слова:
- Любовь не умирает.
Трофим вырос в том же мире, в котором живем и мы, был воспитан в той же стране, среди таких же законов и обычаев, но он, всей душой желая и ища правды, обрел милость у Бога и любовью своею превзошел многих.
- Для нас он был братом, искавшим во всем любви, - вспоминали Оптинские монахи. - Искал и обрел, стучал и отверзлись ему врата рая.

Трофим легко претерпевал поругания, потому что всегда считал себя достойным худшего. И переносил все встречающиеся скорби, как и подобает иноку, с великой радостью.

Желая погубить души людские, враг уготовляет христианам всякие коварства и хитрости, которые мы часто не замечаем, - говорил как-то Трофим. - И особенно лютую брань он ведет против монашествующих. Потому что монахи оставили все ради любви Христовой и пришли спасать свои души. Лукавый же обманщик тщится в первую очередь убить веру инока к духовному отцу и настоятелю, показывая мнимые немощи их, особенно пред новоначальными. И вот, когда ему это удается, он становится полноправным хозяином души инока и выводит его из монастыря, чтобы погубить.
Трофим испытал это на собственном опыте. Он рассказывал, как однажды чуть было не ушел из обители.
Началось это с того, что он вдруг почему-то стал замечать якобы недостатки в жизни монастыря. А тут еще прочитал книгу про Афон, в иконной лавке где монахи очень строго подвизаются в безмолвии. И появился в душе его помысел о том, что не спастись ему в Оптиной Пустыни - слишком мало времени остается для безмолвия. «Пойду на Афон, там стану подвизаться и спасусь», - думал Трофим. И до того сжился с этим помыслом, что стал собираться. А духовнику об этом сказать побоялся: все равно, мол, не поймет и не отпустит. Тут еще искушения начались: с послушанием не ладится, молитва не идет.
Проснулся однажды утром, взял рюкзак и пошел в сторону Козельска. Но Промыслом Божиим по дороге встретилась ему машина, в которой ехал благочинный. Увидев Трофима, он попросил водителя остановить машину и спросил:
- Куда это ты путь держишь, брат?
- На Афон иду спасаться, - простодушно ответил Трофим.
- Ну, садись, подвезем.
- Да нет уж, спаси Господи, я как-нибудь доберусь.
- Садись, садись, - продолжал настаивать благочинный. - А ты благословение-то духовника на дорогу взял?
- Нет, - немного смутившись, ответил Трофим.
- Ну, как же так? Надо взять благословение, а уж потом идти.
Трофим сел в машину и вернулся в монастырь, а благословение на Афон брать уже не стал, потому что понял, что вражье это искушение было.

Однажды пришел к нему за гвоздями на склад один молодой трудник. С виду молитвенник: движения медленные, говорит не спеша и как-то очень важно. А Трофим в то время был кладовщиком. Побеседовали они немного, Трофим ему говорит:
- Слушай, брат, какие мы молитвенники? С нашими ли грехами? Вот мы с тобой говорим о молитве, о подвигах, о бдениях, а сами-то и не замечаем, как ропщем, потому что недовольны тем, что имеем. А ропотники ведь Царствия Божия не наследуют. Самый главный для нас, брат, подвиг- это смирение. Без него и все наши молитвы Богу неугодны. Надо научиться смиряться с той обстановкой, в которой живешь. А то ведь, если будут гонения, тогда что же, будем опять на Бога роптать, что нет условий нам для подвигов и молитвы?

Как-то спросил его один паломник о том, как можно молиться и не рассеиваться умом, исполняя трудовое послушание.
- Младенец, когда находится рядом с матерью, радуется, - отвечал Трофим, - а когда мать отходит от него, то начинает плакать. Так и инок: когда имеет в душе глубокое тихое чувство к Богу и осознает близость Его, тогда с радостью может делать любые дела. Это чувство тоже молитва. Даже если он поговорит с кем-либо, то чувство его ко Христу остается при нем. Но когда отойдет умом своим от Сладчайшего Иисуса, то впадет во искушение и тогда плачет.

В спор Трофим старался никогда не вступать, памятуя о смертном часе, о Суде, который уже здесь на земле совершается с душой, и зная, что человек, пребывающий во грехе, лишается благодатного сердечного мира.
- Если ответишь брату грубо или скажешь что с раздражением, - говорил Трофим, - то знай, что уже не сможешь хорошо помолиться до тех пор, пока искренне не покаешься в содеянном.
Кто не имеет великих подвигов, но стяжал любовь, тот, по учению святых Отцов, стоит выше в добродетели, чем те, кто подвизается без любви, ибо заповедь о любви есть самая великая и важная. Но любовь к Богу в сердце Трофима не рождалась сама собою, она обреталась многими трудами при содействии Божием. И главный труд его всегда был молитвенный.

Многие слезы, пост и молитва сделали Трофима внимательным ко всему происходящему.
Как-то, когда Трофим помогал штукатурить храм, одна женщина посетовала:
- Работаю штукатуром при монастыре, а помолиться некогда. Домой прихожу, тоже дела: то поесть приготовить, то убрать, то постирать. А на молитву уже и сил нет.
- А ты за работой молись, - сказал Трофим, -вот так: и, зачерпнув мастерком раствор, с каждым движением четко, вслух, стал молиться:
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную».
Он объяснил ей, как важно в молитве покаянное чувство:
- Это самый безопасный путь прохождения молитвы, - говорил он, - но когда молишься, то смотри, не ввергай душу свою в неразумную печаль, а то напрасен будет труд твой. Молиться надо просто. Поняла?
- Поняла, - ответила женщина. С тех пор стала она приучаться проговаривать молитву во время работы и постепенно обрела навык.

Однажды кто-то, смутившись простотой, разговорчивостью и внешней многопопечительностью Трофима, сказал ему об этом. Он благодушно ответил:
- Инок, брат, это не тот, кто не замечает ближних, а тот, кто живет по-иному, то есть по Божьи. Всех любит и всем служит.

-----------------------

Заповедь о любви, о которой говорит инок Трофим - это основная Евангельская заповедь о любви к Богу, которую невозможно исполнить, если человек не отвергнется в сердце своем от всего мирского, суетного, временного. Для исполнения этой заповеди говорят не обязательно уходить в монастырь, хотя почему-то эти трое братьев все-таки ушли в свое время в монастырь Оптина пустынь, несмотря ни на какие внешние препятствия. А можно ведь было бы "смириться с той обстановкой, в которой живешь" и никуда не уходить...И не было бы тогда для нас, грешных, ни иеромонаха Василия, ни иноков Трофима и Ферапонта, а были бы возможно верующие православные
спортсмен-журналист-поэт, тракторист-сапожник-фотограф и лесник-отшельник...

Инок - это тот, кто возлюбил Бога больше своей жизни и кто исполняет основную Божию заповедь не на словах, а на деле.
Думаю, встречаются иноки и среди мирских людей, но редко, потому что мир суетный крепко держит свои жертвы, как паук в паутине...

Инок Трофим Оптинский:
"Каждый православный христианин в тайне своей души хочет стать монахом, но не каждый имеет столько мужества и сил, чтобы вступить на этот путь, поэтому многие находят себе оправдание. Ну и пусть находят, лишь бы только монашество не хулили. Хула на монашество - это грех последних времен."

Иеромонах Василий Оптинский:
"Но в основном, как учат святые отцы, все то, что исполняет инок, должен исполнять и благочестивый христианин. За исключением, пожалуй, одного, - что мы даем обет безбрачия. Раньше это было требованием жизни. Древние христиане мало чем отличались от монахов».

Иоанн Кронштадский:
Береги чистоту и мир души своей, как зеницу ока, не даждь смятение ноги твоея. Всякое земное житейское пристрастие - от диавола. Тотчас отвергай и презирай его, да Христа приобрящешь в бессмертии.

Монастырь - это особое место, где особенно сильно чувствуется благодать и помощь Божия. Отец Василий Оптинский с такой трепетной любовью и благоговением говорил об Оптиной пустыни.

Из жизнеописания:
Леонид (о.Трофим) искал для себя самое важое, что могло бы спасти душу. И понял, что в деле спасения главное - это любовь и молитва. Ревнуйте о дарах больших, - говорит Апостол, -и я покажу вам путь еще превосходнейший". А истинный путь - это любовь к Богу.

Игнатий Брянчанинов:
"Оставь греховную жизнь, оставь земные пристрастия и наслаждения, отрекись души своей, тогда сделается для тебя доступным и приятным Евангелие."

------------------------------------

Как можно сохранить то, чего не имеешь?
Чтобы сохранять в себе мир Христов нужно прежде его стяжать. А это труд тяжелый и долгий, труд молитвенный. Как сказал отец Василий: молиться - это кровь проливать...
Легко становится после, когда Господь по усердным внимательным покаянным молитвам дает истинный мир душе.

Марк Подвижник: "Заповедь Христова, добросовестно исполняемая, по множеству скорбей сердечных дарует и утешение, впрочем то и другое приходит в свое время."

Та девушка, имевшая губительную страсть к наркотикам, кем стала? Монахиней, возлюбленной дочерью Бога.
И Господь еще прежде её чудесного исцеления заботился о ней посредством Его верного воина - инока Трофима, чтобы не погибло то, что еще можно спасти...

А мы кто?
Разве мы не наркоманы в душе, когда по первому зову бесовскому впадаем во все возможные страсти - самолюбие, раздражение, гордость, тщеславие, гнев, уныние, отчаяние и т.д. и таким образом губим свои души..?

Моли Бога о мне, святый угодниче Божий Трофим Оптинский, чтобы и мою грешную душу помиловал Господь и излечил от тяжкого недуга.

Марк Подвижник: "Всякое благо промыслительно приходит от Господа. Но оно отходит тайно от неблагодарных, бесчувственных и недеятельных."

Вразуми, Господи, и помилуй нас, грешных.