Стэ́нфордский тюре́мный экспериме́нт — психологический эксперимент, который был проведён в 1971 году американским психологом Филиппом Зимбардо. Эксперимент представляет собой психологическое исследование реакции человека на ограничение свободы, на условия тюремной жизни и на влияние навязанной социальной роли на поведение.
Добровольцы играли роли охранников и заключенных и жили в условной тюрьме, устроенной в подвале факультета психологии. Заключенные и охранники быстро приспособились к своим ролям, и, вопреки ожиданиям, стали возникать по-настоящему опасные ситуации. В каждом третьем охраннике обнаружились садистские наклонности, а заключенные были сильно морально травмированы и двое раньше времени были исключены из эксперимента. Эксперимент был закончен раньше времени.
Цели и средства
Исследование было оплачено военно-морским флотом США для того, чтобы объяснить конфликты в его исправительных учреждениях и в морской пехоте.
Участников набрали по объявлению в газете, и им предлагались 15 долларов в день (с учётом инфляции сумма эквивалентна 76 долларам в 2006 году) за две недели участия в «симуляции тюрьмы». Из 70 человек, отозвавшихся на объявление, Зимбардо и его команда выбрали 24, которых они сочли наиболее здоровыми и психологически устойчивыми. Эти участники были мужчинами, учащимися в колледжах, преимущественно белыми, принадлежали к среднему классу.
Группу, состоящую из двадцати четырех молодых мужчин, поделили случайным образом на «заключенных» и «охранников». Заключенным потом казалось, что в охранники берут за высокий рост, но на самом деле их честно набрали по жребию, подбрасывая монету, и между двумя группами не было никакой объективной разницы в физических данных.
Условная тюрьма была устроена на базе кафедры психологии Стэнфорда. Лаборант-старшекурсник был назначен «надзирателем», а сам Зимбардо — управляющим.
Зимбардо создал для участников ряд специфических условий, которые должны были способствовать дезориентации, потере чувства реальности и своей самоидентификации.
Охранникам выдали деревянные дубинки и униформы цвета хаки военного образца, которые они сами выбрали в магазине. Также им дали зеркальные солнечные очки, за которыми не было видно глаз. В отличие от заключенных, они должны были работать по сменам и возвращаться домой в выходные, хотя впоследствии многие участвовали в неоплаченных сверхурочных дежурствах.
Заключенные должны были одеваться только в нарочно плохо подобранные миткалевые халаты без нижнего белья и резиновые шлепанцы. Зимбардо утверждал, что такая одежда заставит их принять «непривычную осанку тела» и они будут испытывать дискомфорт, что будет способствовать их дезориентации. Их называли только по номерам вместо имен. Эти номера были пришиты на их униформы, и от заключенных требовали надевать туго сидящие колготки на голову, чтобы изобразить бритые головы новобранцев, проходящих начальную военную подготовку. Вдобавок они носили маленькую цепочку на своих лодыжках как постоянное напоминание о своём заключении и угнетенности.
За день до эксперимента охранники посетили короткое установочное заседание, но им не дали никаких указаний, кроме недопустимости какого-либо физического насилия. Им сказали, что обязанность состоит в том, чтобы совершать обход тюрьмы, который они могут совершать так, как захотят.
Зимбардо на заседании сделал следующее заявление для охранников[1]:
Цитата
Создайте у заключенных чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола, что их жизнь полностью контролируется нами, системой, вами, мной, и у них нет никакого личного пространства… Мы будем разными способами отнимать их индивидуальность. Все это в совокупности создаст у них чувство бессилия. Значит в этой ситуации у нас будет вся власть, а у них — никакой.
Участникам, которые были выбраны для того, чтобы изображать заключенных, было сказано ждать дома, пока их не «призовут» для эксперимента. Безо всякого предупреждения их «обвинили» в вооруженном ограблении, и они были арестованы полицейским департаментом Пало Альто, который участвовал в этой стадии эксперимента.
Заключенные прошли полную процедуру полицейского осмотра, включая снятие отпечатков пальцев, фотографирование и зачитывание прав. Их привезли в условную тюрьму, где произвели их осмотр, приказав раздеться догола, «очистили от вшей» и присвоили номера.
Результаты
Эксперимент быстро вышел из-под контроля. Заключенные испытывали садистское и оскорбительное обращение со стороны охранников, и к концу у многих из них наблюдалось сильное эмоциональное расстройство.
После сравнительно спокойного первого дня на второй день вспыхнул бунт. Охранники добровольно вышли на сверхурочную работу и без руководства со стороны исследователей подавляли мятеж, при этом нападали на заключенных с огнетушителями. После этого инцидента охранники пытались разделять заключенных и стравливать их друг с другом, выбрав «хороший» и «плохой» корпусы, и заставляли заключенных думать, что в их рядах есть «информаторы». Эти меры возымели значительный эффект, и в дальнейшем возмущений крупного масштаба не происходило. Согласно консультантам Зимбардо — бывшим заключенным, эта тактика была подобна используемой в настоящих американских тюрьмах.
Подсчеты заключенных, которые изначально были задуманы для того, чтобы помочь им привыкнуть к идентификационным номерам, превратились в часовые испытания, в ходе которых охранники изводили заключенных и подвергали физическим наказаниям, в частности заставляли подолгу совершать физические упражнения.
Тюрьма быстро стала грязной и мрачной. Право помыться стало привилегией, в которой могли отказать и часто отказывали. Некоторых заключенных заставляли чистить туалеты голыми руками. Из «плохой» камеры убрали матрацы, и заключенным пришлось спать на непокрытом бетонном полу. В наказание часто отказывали в еде. Сам Зимбардо говорит о своей растущей погруженности в эксперимент, которым он руководил и в котором активно участвовал. На четвертый день, услышав о заговоре с целью побега, он и охранники попытались целиком перенести эксперимент в настоящий неиспользуемый тюремный корпус в местной полиции, как в более «надежный». Полицейский департамент ему отказал, ссылаясь на соображения безопасности, и, как говорит Зимбардо, он был зол и раздосадован из-за отсутствия сотрудничества между его и полицейской системой исполнения наказаний.
В ходе эксперимента несколько охранников все больше и больше превращались в садистов — особенно ночью, когда им казалось, что видеокамеры выключены. Экспериментаторы утверждали, что примерно каждый третий охранник показывает настоящие садистские наклонности. Многие охранники расстроились, когда эксперимент был прерван раньше времени.
Впоследствии заключенным предложили «под честное слово» выйти из тюрьмы, если они откажутся от оплаты, большинство согласились на это. Зимбардо использует этот факт, чтобы показать, насколько сильно участники вжились в роль. Но заключенным потом отказали, и никто не покинул эксперимент.
У одного из участников развилась психосоматическая сыпь по всему телу, когда он узнал, что его прошение о выходе под честное слово было отвергнуто (Зимбардо его отверг, потому что думал, что тот пытается сжульничать и симулирует болезнь). Спутанное мышление и слезы стали обычным делом для заключенных. Двое из них испытали такой сильный шок, что их вывели из эксперимента и заменили.
Один из заключенных, пришедших на замену, № 416, пришел в ужас от обращения охранников и объявил голодовку. Его на три часа заперли в тесном чулане для одиночного заключения. В это время охранники заставляли его держать в руках сосиски, которые он отказывался есть. Другие заключенные видели в нем хулигана. Чтобы сыграть на этих чувствах, охранники предложили другим заключенным выбор: или они откажутся от одеял, или № 416 проведет в одиночном заключении всю ночь. Заключенные предпочли спать под одеялами. Позже Зимбардо вмешался и выпустил № 416.
Зимбардо решил прекратить эксперимент раньше времени, когда Кристина Маслак, аспирантка и одновременно его невеста, не знакомая прежде с экспериментом, выразила протест против устрашающих условий тюрьмы после того, как она пришла туда провести беседы. Зимбардо упоминает, что из всех пятидесяти свидетелей эксперимента только она поставила вопрос о его этичности. Хотя эксперимент был рассчитан на две недели, через шесть дней он был прекращен.
В 2009 году увидела свет научно-популярная книга Эффект Люцифера, в которой Зимбардо подробно описывает ход и результаты эксперимента.
Выводы
Результаты эксперимента были использованы для того, чтобы продемонстрировать восприимчивость и покорность людей, когда присутствует оправдывающая их поступки идеология, поддержанная обществом и государством.
После сравнительно спокойного первого дня на второй день вспыхнул бунт. Охранники добровольно вышли на сверхурочную работу и без руководства со стороны исследователей подавляли мятеж, при этом нападали на заключенных с огнетушителями. После этого инцидента охранники пытались разделять заключенных и стравливать их друг с другом, выбрав «хороший» и «плохой» корпусы, и заставляли заключенных думать, что в их рядах есть «информаторы». Эти меры возымели значительный эффект, и в дальнейшем возмущений крупного масштаба не происходило.
Политика революции и гражданской войны. Железный занавес. Сталинские времена в России. Разделяй и властвуй... Эффект сатаны.
В чем смысл этой темы? Полагаю, в том, чтобы разобраться, в каких реальных условиях я живу, кто меня окружает внутри и снаружи, и что мне делать в случае усиления существующего режима, когда происходит обострение внутри выстроенной системы (в которой я вынуждена жить), потому что давление на нее увеличивается, как извне, так и изнутри.
Точно Вы, Серафима, подметили механизм поддержания власти - разделяй и властвуй. Как страшно, что система управляет нами по этой технологии - криминально-уголовной. Добавила бы еще механизм - оболгать и дискредитировать в глазах общественности того, кто сопротивляется. Бесправие, отсутствие справедливости. Эффект сатаны - все начинают воспринимать такую ситуацию тюрьмы как нормальную, отказываться шаг за шагом от своих прав и человечности.
Но мы, как я понимаю, являемся причиной возникновения такой бесправной авторитарной саморазрушающейся системы вокруг нас. Должно быть система выражала когда-то и продолжает выражать самочуствие большинства народа, его менталитет, может быть какие-то тайные болезненные желания, страсти, грехи. И если людей устраивает подобное положение вещей, то оно и не изменяется, пока система не рухнет под внешними какими-то воздействиями. Но что будет вместо нее?
Для того, чтобы в стране что-то изменилось к лучшему, нужна перемена сознания, стремление к другим ценностям в умах многих людей. Возможно ли это? И выбор вроде небольшой. Другими ценностями может быть Запад с его развращенной толерантной греху идеологией. Это не выход. Что-то еще?
А как нас Господь учит выживать в экстремальных условиях? Бдеть призывает и молиться, ибо мы граждане Царства Небесного, если конечно нам дорого это гражданство и мы его не меняем на что-нибудь иное преходящее, временное.
«Бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который придет Сын человеческий» (Мф. 25:13). «Бдите и молитесь» (ср. Мф. 26:41)
«Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной. Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолев, устоять. (Еф.6:11-13)»
Протоиерей Алексей Уминский: «Мы забыли слово „свобода“, и мы забыли слово „любовь“»
Разговор с протоиереем Алексеем Уминским о Православной Церкви сегодня, духовном комфорте, общении с Богом по смс-кам и о многом другом.
— Отец Алексий, что такое жизнь во Христе и жизнь в Церкви? Какие вопросы волнуют сегодня церковных людей?
— Сегодня наша жизнь в Церкви заключена между двумя полюсами: «можно» и «нельзя». Что можно есть в пост, что можно делать в храме — вот вопросы, которые возникают чаще всего. Создается ощущение, что жизнь христианина состоит из запретов и разрешений. И попробуйте громко сказать, что это не так. Поднимется вопль и вой людей, у которых отбирают подпорку — церковные правила и обычаи, систему норм и запрещений. В этом проявляется нежелание человека жить в свободе, потому что такая жизнь удобна, потому что она всё время предоставляет тебе самооправдания на основе внешних правил.
Масса людей возразит: а как же заповеди? Ребята, это не жизнь во Христе! «Не убей, не укради» — это уголовный кодекс. Любая религиозная и этическая система будут говорить то же самое. Вы без Бога будете исповедовать одни и те же ценности. Тогда причем здесь вера во Христа? Десять заповедей, открытых Моисею, даны исключительно для того чтобы, человек не стал скотиной и не сошел до уровня свиньи, обезьяны и волка. Но людям становится очень страшно, когда рушится их представление о Церкви как о системе табу. И мне кажется, сегодня для нас, христиан XXI века, выход в том, чтобы Евангелие снова стало Книгой жизни.
— И именно поэтому Вы решили составить книгу «Беседы на Евангелие»? Почему Вы считаете, что сегодня это будет интересно для читателей?
— Меня самого чтение Евангелия и переживание Евангельского слова делает немного другим человеком. Мне это дает возможность просто жить дальше, иначе в этом мире как-то скучновато и неуютно. Когда я слышу Евангелие, я понимаю, что мне делать с самим собой. Поэтому мне хотелось поделиться своими мыслями и найти таких собеседников, которые готовы соглашаться со мной или спорить, но главное — слушать вместе Евангелие.
Очень важен личный опыт встречи с Богом, которым можно поделиться. Я хотел рассказать о своем опыте. Владыка Антоний Сурожский говорил, что если увидишь какой-то фильм или книгу, то бежишь к друзьям и говоришь: «Слушайте, я такую книгу прочел! Я такой фильм видел!». Понимаете? А мы обычно говорим, что можно и нельзя в Церкви. Евангелие не рождает в нас это стремление поделиться, и не становится событием для нас.
— А если человек читает Евангелие, но этот текст не вызывает у него ответного переживания?
— Так бывает, потому что современная Церковь не акцентирует внимание на Евангелии как на Книге жизни. И, к сожалению, Церковь сегодня не сосредоточена на Христе как на личности. Знаете, наша жизнь настолько дисциплинирована, обусловлена внешним рефлексом, что человеку никуда не надо идти, потому что всё уже определено формальными правилами. Следование внешним нормам даёт ощущение духовного комфорта. Если же у меня возникают вопросы, то на них давно приготовлены ответы. Неслучайно у нас выходят книги под названием «Ответы священника», «1500 вопросов» или «1200 ответов». Когда христианину не надо думать, не надо переживать и не надо идти за Христом, наступает состояние отчуждённости, духовной смерти. Человек всё правильно, вроде, делает, а жизни нет: в душе оскудение, пустота, скука. Потому что если Евангелие не вызывает у тебя вопросов, не заставляет думать и искать ответы, не снимает с тебя шкуру, если Евангелие не делает больно, это плохо.
— Есть такое мнение, что главное в церковной жизни — почувствовать Иисуса Христа как личность.
— Не только почувствовать Его какой-то чувственной своей сферой… Встретившись со Христом, человек не может оторвать от него глаз, понимаете? Когда человек встретится со Христом как со своим Спасителем, он за Ним пойдет туда, не знаю куда, принесет то, не знаю что, и не будет ни о чем другом думать.
Церковь превратилось сегодня в закрытое общество именно потому, что дисциплина (форма без содержания) стоит на первом месте. Опасность заключается в том, что за правилами церковной жизни мы забыли слово «свобода», и мы забыли слово «любовь». Но при скудности любви и свободы уничтожается сам дух веры.
— Мне кажется, что многие из наших соотечественников считают Церковь неким комбинатом духовных услуг…
— Конечно. Более того, мы сами это отношение сформировали. Мы превратили церкви в магазины, приучили людей, что Церковь — это место, где всё что-то стоит, причем стоит обыкновенного денежного эквивалента. И когда нам говорят, что это форма пожертвования, простите, никто в это не верит, потому что когда есть ценники, ни о каком пожертвовании говорить нельзя.
Я, кстати, на Rambler’e свою почту открываю, и контекстной рекламой идет: «Подай записку о здравии и упокоении, зажги свечку по смс-ке». Я нажимаю, и мне вылезает сайт Пушкинского благочиния. Пожалуйста!
Мы упрекаем католиков за электрические свечи, за индульгенцию, мы не соглашаемся, когда церковь обвиняют в том, что она занимается бизнесом, но, извините, это что такое? Людям беспардонно ввинчивается в мозги, что с Богом можно общаться по смс-кам. В результате человек боится Богу молиться своими словами. А если заплатил, то, вроде, появляется надежда, что Бог услышит.
— Мы усложняем формальные правила и упрощаем священные моменты.
— Об этом я в свое время говорил на круглом столе, посвященном катехизации и подготовке к причастию. Мы максимально упрощаем приход к венчанию, к крещению без всякой подготовки за деньги для невоцерковленных и максимально усложняем приход к причастию для своих. Надо причащаться определенное количество раз в году, вычитывать определенное количество молитв, наконец, поститься определенное количество дней. Мы строим максимальные препятствия на живом пути ко Христу для верных и совершенно спокойно открываем к таинству дорогу для неверующих, чтобы заплатили.
— Вы озвучиваете такие вещи, которые многие боятся проговаривать. Есть ли выход?
— Выход в том, чтобы Евангелие стало отправной точкой на пути к Церкви, ко Христу. Евангельская правда в церкви должна восторжествовать над внешним традиционным образом православного христианина. Обновление должно идти не там, где принято думать. Пускай останется церковно-славянский язык богослужения, пускай священники будут служить с закрытыми Царскими вратами. Это не имеет никакого значения для спасения души. Надо, чтобы Церковь проникалась Евангелием и требовала (я думаю, что требовать надо, но требовать с любовью) от своих чад, чтобы они жили Евангелием и даже страдали от Евангельских слов, чтобы эта Священная Книга била по зубам, проникала в сердце, радовала, огорчала.
— Это же сам человек должен проникаться Евангелием…
— Это Церковь должна, прежде всего, в лице своего священноначалия. Патриарх должен по-евангельски любить братьев-епископов и священников, обращаться со словом любви, доброй, ласковой, мягкой любви. Священники должны друг к другу относиться с любовью. Епископы должны смотреть на священников не как на поденщиков, которые по крепостному праву им принадлежат, а как на своих братьев и детей. Также должны относиться священники к пастве: не как к возможному извлечению доходов, а как к своей общине. Это не значит, что сегодня вся Церковь погрязла в фарисействе. Я говорю о тенденции, которая для меня очевидна.
— Как Вы относитесь к тому, что очень многие люди приходят к священнику, чтобы он был посредником между человеком и Богом?
— Многие хотят, чтобы забрали их свободу, вы понимаете? И они в Церкви находят такую возможность. Но эта манипуляция друг другом вне Евангелия и делает Церковь такой страшной для внешнего мира.
Христос дает свободу, а не забирает её. А многие свободы боятся. Христос в Евангелии говорит юноше: «Иди за Мной». Иди за Мной свободным, но иди за Мной так бесстрашно, чтобы тебя ничего не держало, чтобы ты ни на что не опирался, чтобы у тебя ничего, кроме Меня, не было. Это — полная свобода. И человеку при такой абсолютной свободе может быть страшно, потому что ему хочется на что-то опираться (на правила, нормы, моральные принципы и прочее). А Евангелие всё время отнимает всякие подпорки у человека. Евангелие не дает человеку никакой надежды, кроме как на Бога.
Мы говорим: человек должен войти в Церковь, и в качестве воцерковления мы предлагаем ему не встречу со Христом сегодня, а форму поведения, форму жизни.
Наше воцерковление не должно заключаться в том, чтобы специально сделать человека видимым членом Церкви, реальным прихожанином, практикующим христианином. Наша задача — не в том, чтобы крестить человека, и он через неделю будет каждое воскресенье на службе причащаться, а потом станет миссионером. Мы же не в комсомол принимаем, да? Для нас важно, чтобы человек, пришедший в Церковь, обрел Христа для себя, увидел любовь. Другую задачу мы ставить не должны. Будет ли человек ходить в церковь, или он будет об этом думать, переживать и расти духовно — это его путь, его выбор. Мы обязаны человека оставлять свободным.
— Вы говорите с позиции священника. А какой должен быть первый шаг светского человека, если он хочет встречи с Богом?
— Первый шаг, если человек хочет встречи со Христом — личное к Нему обращение, надо позвать Бога из глубины сердца.
— Тогда для чего нужна Церковь?
— Вот именно для того, чтобы потом, услышав голос Божий в себе, пойти туда, куда Он поведет, и ты придешь тогда в Церковь.
Надо довериться Богу. Сегодняшнее церковное общество зачастую человеку не доверяет, Бог же всегда доверяет человеку. Если человек ищет Бога, он Бога найдет. Бог не обманет. Он все-таки тоже ищет человека. И когда человек идет к Богу, то Бог бежит ему навстречу.
Дата: Понедельник, 09.02.2015, 10:29 | Сообщение # 7
Группа: без Бога я-ничто
Сообщений: 5227
Статус: отсутствует на форуме
ЦитатаСерафима ()
— Первый шаг, если человек хочет встречи со Христом — личное к Нему обращение, надо позвать Бога из глубины сердца.
Для того, чтобы позвать Христа из глубины сердца, нужно реально, не мечтательно смириться перед Богом, увидеть себя грешником, осознать свое страшное погибельное положение, осознать сердцем, что спасение только во Христе. Однако, как я поняла, без скорбей люди не могут это сделать. Поэтому Господь попускает скорби, и если человек смиряется, то спасается верой в Господа и покаянием/смирением.
— Есть такое мнение, что главное в церковной жизни — почувствовать Иисуса Христа как личность.
— Не только почувствовать Его какой-то чувственной своей сферой… Встретившись со Христом, человек не может оторвать от Него глаз, понимаете? Когда человек встретится со Христом как со своим Спасителем, он за Ним пойдет туда, не знаю куда, принесет то, не знаю что, и не будет ни о чем другом думать.
Для того, чтобы встретиться с Господом, необходимо отвергнуть себя, свой падший разум и все свои земные временные попечения, с Божией помощью войти в свое сердце, и при помощи Света Христова найти в нем свой дух - образ Божий (страх Божий-совесть-жажда Бога - главное бесценное сокровище души), духовный разум от Бога, который знает своего Создателя и не просто чувствует Христа своим Спасителем, но является Его образом и подобием, родственным Ему по благодати. Есть невыразимая словами огромная разница между тем, чтобы чувствовать любовь (душевными чувствами), и тем, чтобы в духе напитаться любовью и стать самой любовью (жизнь духа человеческого в истинном соединении со Христом). Эту разницу открывает и показывает Сам Господь кому соизволит и когда соизволит. Боже, милостив буди мне, грешной!
Душа не может чувственной своей частью (которой она познает земной мир) познать Творца и духовный мир, но она может приобщаться к познаниям духа, которому Бог открывает духовные истины, когда дух - высший светлый разум души обретает полную власть над душой и становится в ней царем и господином, которому подчинены все человеческие душевные чувства, воля и ум. Для того, чтобы дух стал полновластным царем души, необходимо самоотвержение, чтобы все чувства души, ее воля и ум умолкли перед святилищем духа (высшего светлого разума), который создан по образу и подобию Сына Божия Иисуса Христа и призван Богом познавать высшие духовные божественные истины, чтобы унаследовать Жизнь вечную.
Таким образом, человек обретает истинную свободу духа в Господе, целомудрие (все его существо, все силы души обретают единство) в смирении Христовом (смиренномудрие), и тогда тюремный эксперимент сатаны над ним не имеет никакой власти и не может причинить ему никакого вреда. Слава Господу!
Этот певец Константин Кинчев из рок-группы "Алиса" (его видео-обращение в предыдущем сообщении) на самом деле находится в тяжелом болезненном духовном состоянии. Посмотрела видео его песни (с концерта конец 2018 года) и ужаснулась. Господи, помилуй!
Текст песни "Шабаш"
Со всей Земли Из гнезд насиженных, От Колымы До моря Черного Слетались птицы на болота В место гиблое. На кой туда вело - Бог-леший ведает. Но исстари Тянулись косяки К гранитным рекам, В небо-олово. В трясину-хлябь На крыльях солнце несли, На черный день Лучей не прятали, А жили жадно - Так, словно к рассвету расстрел. Расстрел! Транжирили Руду непопадя, Любви ведро Делили с прорвою, Роднились с пиявками И гнезда вили в петлях виселиц.
Ветрам Вверяли голову, Огню - кресты нательные, Легко ли быть послушником В приходе ряженых? Христос с тобой, Великий каверзник! Стакан с тобой, Великий трезвенник! Любовь с тобой, Великий пакостник! Любовь с тобой! Любовь...
Тянулись косяки Да жрали легкие, От стен сырых Воняло жаренным, Да белые снега сверкали кровью Солнцеприношения. Да ныли-скалились Собаки-нелюди, Да чавкала Зима-блокадница. Так погреба сырые На свет-волю Отпускали весну. Весну...
Шабаш!
Солнце с рассвета в седле, Кони храпят да жрут удила. Пламя таится в угле. Небу - костры, ветру - зола! Песни под стон топора. Пляшет в огне чертополох. Жги да гуляй до утра, Сей по земле переполох! Рысью по трупам живых, Сбитых подков не терпит металл. Пни, буреломы и рвы, Да пьяной орда хищный оскал. Памятью гибель красна. Пей мою кровь, пей, не прекословь! Мир тебе, воля-весна! Мир да любовь! Мир да любовь! Мир да любовь!
Это действительно какой-то шабаш бесовский, богохульство, и похоже на пророчество апокалипсиса, "любовью" называет то, что не является любовью, но ее полной противоположностью, сатанизмом. На самом деле правильно, что его концерты запретили. Возможно, таким образом Господь дает ему возможность переосмыслить свою жизнь и обратиться к покаянию, к Богу. Ведь было время в его жизни, когда он в Христа вроде уверовал, вместе с В.Бутусовым рассказывал о вере, на человека стал похож, а потом видимо сильные искушения начались, бесы не захотели отпустить, в Церкви увидел в людях ряженных много лицемерия и лжи, осудил их и снова в бесовщину скатился. Помоги ему, Господи, сделать правильный выбор, может быть еще возможно покаяние в его случае. Дай Боже, познать ему, что без Тебя погибает он, помоги ему обратиться к Тебе всецело и искренне, спаси душу эту мятущуюся, если соизволишь. И меня, Господи, прости, помилуй и спаси, удержи от падения в искушения, из которых нет возврата к покаянию! Боже, милостив буди нам, грешным!
(обратная связь)
